" Как же он похож на него. ".

Как много всего не случилось за эти полтора года! Она подошла к зеркалу и опять заметила изменения- когда улыбаешься, взгляд становится немного хищным, как будто лицо отвергает эту мимику. Она взяла на руки малыша и улыбнулась ему. Тот выждал пару секунд и с нарастающей громкостью стал кричать, словно выясняя предел своих возможностей. «Тише, тише, мама с тобой, мама тебя любит, тише», -всё, что она смогла ему сказать. Ей казалось, что ребёнок понимает всё, что она говорит, и относится к этому скептически, поэтому всегда озвучивала только очевидные, честные и однозначные мысли.

Ей никогда не удавалось сказать «Папа тоже тебя любит». Это наверняка было бы правдой, ведь малыш был желанным и долгожданным. Не все только смогли его дождаться – за два дня до его рождения ребенок потерял шансы когда-либо увидеть папу живым. Во время беременности он говорил жене, что не может себе даже представить, как её объёмный животик, которому уже было придумано красивое мужское имя, однажды нарисует двухколесную машину, как однажды будет говорить «да это не я, там накурено было», как однажды гордо смоет отяжелевший презерватив в унитаз. Она смущалась, смеялась и просила подождать. Он собирался стать строгим отцом и не скрывал этого.
Она видела его мёртвым всего минуту, и эта минута не показалась ни вечностью, ни секундой –минута как минута. Она сделала то, что делала всегда, когда он засыпал до неё – втиснулась лбом в колючую щёку, потом в другую, словно в знак смирения. Было холодно и совсем не страшно.
После этого очень много всего не случилось. Она не сказала «Родной, подержи его», не вставила семейное фото в подаренную белую рамку с надписью «family», не показала подругам малыша со словами «Ну-ка скажите, на кого из нас больше похож? ». Она и сама знала, на кого. На него.
Она по нелюбимым фильмам знала, что надо делать. Надо избавиться от напоминаний. Надо отдать себя малышу. Она вернулась в квартиру родителей, с закрытыми глазами удалила все фото за последние девять лет, избавилась от этих слезоточивых игрушек, которые предназначались уже даже не ей. Как ни странно, это помогло, и спустя десятки обмороков, ручьи неожиданной крови из носа, спустя много занятых суетных часов она подумала, что всё сделала правильно.
Она ещё раз улыбнулась ребенку на руках. Тот снова скривился и недовольно зажмурился. «Ладно, тебе пора поспать», -сказала она и дала ему таблетку димедрола.
Димедрол был её маленьким секретом на случаи, когда сама она уже не справлялась. Малыш засыпал крепко и давал отдохнуть вымотанной заботами и горем маме. Сейчас был именно такой случай, и уже через 20 минут она наблюдала его сладко спящим. Она улыбнулась ему, и он как будто в ответ потянулся во сне, приподняв уголки губ. Её взгляд был обожающим и по-прежнему будто слегка хищным.
Конечно же, она отлично помнила, что он любил есть, говорить, как он любил любить её. Последнее не давало ей покоя и сейчас, несмотря на все трудности. Она нисколько не была помешана на сексе, но всё их времяпровождение на отрицательном друг от друга расстоянии было каким-то откровением, после которого оба чувствовали словно новые прекрасные рубежи своей совместной жизни. Они верили, что знают наверняка, как и когда создавался их будущий ребёнок, и это было их самой большой и светлой тайной.
Она открыла дверцу шкафа и достала чёрный полупрозрачный комплект нижнего белья. Она избавилась от большинства вещей с историей, но от него не стала. Нет, она не собиралась показывать его ребенку со словами «Смотри, а в этом была твоя мама, когда тебя сначала не было, а потом ты появился», просто комплект был материальной частью тайны, чьё живое подтверждение мирно лежало в своей кроватке. Она надела его и встала у зеркала. Сейчас бы он подошёл и чмокнул её между лопаток. Она как будто даже почувствовала холодок от влажных губ у себя на спине. Она провела оттуда рукой вниз и расстегнула лифчик, тут же поймала себя на мысли, что зрелище это крайне жалкое, и быстро накинула футболку.
Зазвонил телефон, она мигом отключила звук и пошла проверить, как там её ребёнок. Он не проснулся от звонка, чему она очень обрадовалась. «Как же он похож на него», -пронеслась в голове уже выученная мысль. Ей даже стало немного жаль, что она не может сравнить его с фото -своих не осталось, а никто из здравомыслящих знакомых не даст, да оно и правильно. Тут она заметила на столе коричневый карандаш для глаз. «Подходит для всех типов кожи», -гласила надпись мелким шрифтом. Ей очень захотелось нарисовать на мягких щёчках малыша точечки щетины. Пообещав себе сразу после смыть их жидкостью для снятия макияжа и убедив себя в полнейшей безопасности для его кожи, она быстро наставила точек мягким карандашом. Ребёнок пару раз повернулся, но продолжал спать – димедрол делал своё дело.
Она отошла в сторону, оценила беглым взглядом свою работу и застыла от ужаса. Как он был похож на мертвого супруга! Те же самые черты, только намного аккуратнее и мельче, те же закрытые глаза. Ей было жутко и жарко, хотелось срочно это забыть и исправить. Она схватила фотоаппарат и мигом сделала фото. Малыш проснулся от вспышки и открыл глаза. «Я просто нарисовала тебе щетину и запечатлела», -сказала она ему и улыбнулась. Ребёнок заплакал пронзительно и на одной ноте.
Внезапно она поняла, что надо делать. Она вырвала из-под его головы маленькую подушечку и с силой надавила ею ему на лицо. Малыш закричал, она закричала громче него и стала только сильнее давить на подушку. Она держала локтём его туловище, руками подушку, но крик не прекращался. Она поняла, что детская подушка пропускает воздух, ей казалось, что она может читать мысли своего малыша, совершенно взрослые, мстительные и жестокие. «Ты считаешь, что я не смогу? »-закричала она на него, откинула на пол подушку и зажала руками мокрые носик и рот. Спустя секунды ребёнок посмотрел на неё, потом вверх, весь затрясся и обмяк. Она ещё долго держала его за нос, после чего потеряла сознание и осела на пол.
Через час она встала с пола, взяла побелевшего ребёнка на руки, положила его на свою кровать и села рядом. Она сама не знала, понимает или нет, что происходит, и не думала об этом. Она посмотрела на его лицо и размазанные подушкой точки щетины. Она сделала то, что делала всегда, когда муж засыпал до неё – втиснулась лбом в мягкую раскрашенную щёку, потом в другую, словно в знак смирения. Стало холодно и очень страшно.
Через 20 лет её единственная и очень любопытная маленькая дочка нашла под книжками две фотографии. На одной было лицо взрослого мужчины, почему-то спящего-наверное, с вечеринки, потому что он был в пиджаке и при бабочке. На другой было лицо ребёнка, тоже спящего, зачем-то разрисованного под взрослого и очень похожего на того мужчину.