У Маргариты глаза уставшие и.

сонные, как океан.
Секс для нее теперь - способ

забыться. Способ выпустить пар.
Спрятаться, смешавшись с
нектаром и потом.
Это нечто совсем не похожее на
любовь. Это, скорее, прикрытые
стоном, очаянье и злоба.
Маргарита спит со мной всё чаще,
но порой кажется, будто для нее
уже не существует «меня-
любящего» и есть только «я-
комок мяса и страсти», способный
утолять жажду. Она не нуждается
в улыбках и ласке. Ей нужна боль.
Во время секса я перестаю быть её
любимым и становлюсь ножом,
которым она добровольно
истязает себя. Я становлюсь
рифами, на которые она нарочно
ведет свою лодку. Так она
искупает грехи.
После каждого легкого поцелуя
она пытается улыбаться, чтобы я
не догадался, как ей на самом
деле паршиво.
Маргарита – хрупкая копия Шарон
Стоун в её лучшие годы. Те же
коротко остриженные светлые
волосы. Идеальные изгибы. Тот
же кислотно-зеленый взгляд.
Для того, чтобы мысленно
сконструировать визуальный
образ сегодняшней Маргариты,
нужно просто представить Стоун
в образе Индиры Ганди перед
расстрелом или Святой Марии,
глядящей на своего распятого
сына.
Вчера Маргарита очень долго
вертелась перед зеркалом. Она
старательно красилась, заливала
лаком волосы, выщипывала
брови. После нанесения макияжа
она выбрала из забитого одеждой
шкафа своё лучшее вечернее
платье. Ярко-красное. Оно
наискось сползало с правого
плеча, как у элегантных ретро-
девиц из фильмов про
гангстеров. Затем Маргарита,
порывшись в столе, нашла
цифровой фотоаппарат и
попросила меня её
сфотографировать. «Черт знает,
что на уме у этих женщин! » -
подумал я, но не стал
противиться и расспрашивать.
Маргарита гордо села в кресло,
выпрямила спину и широко
улыбнулась. Очень широко. И
очень фальшиво. Мне
показалось, что если бы она чуть
сильнее поднатужил