Глава 27. Никому НЕ Нужный.

Следующая неделя тянулась бесконечно. Мы с Америкой решили, что ей пока лучше пожить в «Моргане». Шепли неохотно согласился. Эбби пропустила все три лекции по истории и перестала обедать в столовой. Я пытался встретиться с ней после других ее занятий, но она или вообще не приходила, или убегала пораньше. На звонки не отвечала.
Шепли уверял меня, что с ней все в порядке, ничего не случилось. Узнавать об этом из вторых рук было тягостно, но все-таки не настолько, как если бы я оказался совершенно отрезанным от нее и не знал бы даже, жива ли она. Сейчас Эбби явно не желала со мной общаться, и тем не менее я не переставал надеяться, что когда-нибудь она меня простит или соскучится по мне так же, как я по ней, и объявится у нас в квартире. Я не мог смириться с перспективой никогда ее больше не увидеть и поэтому решил ждать.
В пятницу Шепли постучался ко мне в комнату.
— Входи, — сказал я, лежа в постели и пялясь в потолок.
— Дружище, ты сегодня вечером куда-нибудь собираешься?
— Нет.
— Может, Тренту позвонишь? Выпьете чего-нибудь, ты немного развеешься?
— Нет.
Шепли вздохнул:
— Послушай, Америка возвращается ко мне на уикэнд. Не хотелось бы тебя об этом просить, но… пожалуйста, не приставай к ней с расспросами про Эбби. Я еле уговорил Мерик приехать. Она хочет просто побыть в моей комнате. Договорились?
— Да.
— Позвони Тренту. А еще тебе нужно чего-нибудь поесть и принять душ. Ты фигово выглядишь.
С этими словами Шепли захлопнул дверь. Она нормально не закрывалась с тех пор, как я сорвал ее с петель. Теперь, когда кто-нибудь выходил из комнаты, я вспоминал тот погром, который устроил в квартире после исчезновения Эбби. Вспоминал, что вскоре она ко мне вернулась.
Я закрыл глаза, но заснуть не смог. Мне всю неделю плохо спалось. Как Шепли и ему подобные проходят через все это снова и снова, сначала с одной девушкой, потом с другой? Я, если даже и встречу женщину, которая могла бы сравниться с Эбби, точно не захочу еще раз вывернуть свое сердце наизнанку. Я не смогу заново такое пережить и перечувствовать. Это же как медленная смерть, и я был не прав, когда позволил себе ей поддаться.
Через двадцать минут я услышал, что приехала Америка. Они с Шепом спрятались от меня в его комнате, и, хоть говорили тихо, обрывки фраз все равно разносились по квартире. Голос Мерик растравлял меня: невыносимо было думать о том, что, может быть, всего несколько минут назад она говорила с Эбби.
Я заставил себя подняться и направился в ванную, чтобы принять душ и проделать остальные гигиенические процедуры, которыми в последние дни пренебрегал. Звуки, доносившиеся из комнаты Шепли, утонули в шуме воды, но снова всплыли, как только я выключил кран.
Я оделся и взял ключи от мотоцикла, настроившись на долгую прогулку, конечным пунктом которой, скорее всего, должен был стать дом моего отца.
Как раз когда я проходил мимо комнаты Шепли, у Америки зазвонил телефон. По рингтону я понял, что это Эбби, и внутри у меня все оборвалось.
— Могу заехать за тобой, и мы где-нибудь поужинаем, — сказала Мерик.
Голубка проголодалась. Значит, не исключено, что она поедет в столовую. Я выбежал из дому, вскочил на мотоцикл и рванул в кампус, не обращая внимания ни на светофоры, ни на дорожные знаки.
В столовой Эбби не оказалось. Я подождал немного, но она не появилась. Сникнув, я поплелся к мотоциклу. Уже стемнело. Вечер был тихий и холодный, совсем не похожий на тот, когда я выиграл пари и пешком провожал Голубку до «Моргана». Из-за этого контраста я еще острее чувствовал пустоту от нашей разлуки.
Вдруг в нескольких ярдах от себя я увидел одинокую маленькую фигурку, которая шла по направлению к столовой. Это была Эбби.
Волосы Голубка собрала в пучок, и, когда она подошла ближе, я заметил, что на ней нет макияжа. Руки у нее были сложены на груди. Вместо пальто Эбби надела толстый серый кардиган.
— Голубка? — окликнул я ее, выйдя из тени на свет.
Она, вздрогнув, остановилась, но, узнав меня, несколько расслабилась:
— Боже мой, Нильс! Ты меня до смерти напугал!
— Мне бы не пришлось подкрадываться к тебе в темноте, если бы ты брала трубку, когда я тебе звоню.
— Выглядишь просто ужасно. Как будто только что из пекла, — сказала она.
— Неудивительно. У меня такое ощущение, будто пару раз за эту неделю я там побывал.
Эбби поежилась, и я с трудом удержался, чтобы не обнять ее и не согреть своим теплом. Она вздохнула:
— Вообще-то, я собиралась поесть. Я тебе позже позвоню, ладно?
— Нет, мы должны поговорить.
— Нильс…
— Я отказался от предложения Бенни. Еще в среду позвонил ему и сказал «нет».
Я надеялся на улыбку или на какой-нибудь другой одобрительный жест. Но у нее на лице ни единый мускул не дрогнул.
— Я не знаю, что ты хочешь от меня услышать, Нильс.
— Что ты меня прощаешь, что возвращаешься ко мне.
— Не могу.
Мое лицо болезненно сжалось. Эбби попыталась пройти мимо, но я инстинктивно преградил ей дорогу, чувствуя, что если сейчас не удастся ее задержать, то это будет конец.
— Я не спал, не ел… Извини, мне трудно сосредоточиться… Я знаю: ты меня любишь. У нас все будет по-прежнему, стоит тебе только захотеть.
Она закрыла глаза:
— Наши отношения не могут привести ни к чему хорошему, Нильс. Думаю, желание сделать меня своей стало для тебя навязчивой идеей, вот и все.
— Эбби, но это неправда! Я люблю тебя больше жизни!
— О том и речь. Ты говоришь как сумасшедший.
— Я не сумасшедший. И говорю правду.
— Допустим. Тогда что для тебя на первом месте? Деньги? Потом я, потом твоя жизнь? Или что-то все-таки важнее денег?
— Послушай, я понимаю, что ошибся. Если бы знал, что ты меня бросишь, я бы ни за что… Я просто хотел позаботиться о тебе.
— Ты это уже говорил.
— Пожалуйста, не поступай так со мной. Я не могу этого выносить… Ты меня убиваешь, — сказал я, балансируя на грани паники. Как и раньше, когда мы были только друзьями, Эбби отгородилась от меня стеной, но на сей раз еще более крепкой. Голубка не слушала меня. Достучаться до нее было невозможно.
— С меня хватит, Нильс.
Я снова сжался:
— Не говори так.
— Все. Иди домой.
Я поднял брови:
— Мой дом — это ты.
Эбби помолчала, и в какой-то момент мне даже показалось, что я смог пробить стену. Но огонек, мелькнувший в Голубкиных глазах, тут же погас. Она опять от меня закрылась:
— Нильс, ты сделал выбор. Я тоже.

— Говорю же тебе: ноги моей больше не будет в Вегасе и с Бенни я не собираюсь разговаривать. Я остаюсь здесь, чтобы окончить колледж… Мне нужна ты. Ты нужна мне, ты мой лучший друг. — Слезы обожгли мне глаза и покатились по щекам. Не в силах сдерживать себя, я потянулся к Эбби, обнял ее маленькое тело и прижался губами к ее губам, но они были холодные и твердые. Тогда я взял Голубкино лицо обеими ладонями и поцеловал с еще большей силой, надеясь добиться ответа. — Ну пожалуйста! — умолял я. — Эбби не разжимала рта. Ее тело казалось безжизненным. Наверное, если бы я сейчас опустил руки, она бы упала. А я все просил: — Поцелуй меня! Пожалуйста! Я же сказал ему «нет»!
Голубка резко высвободилась:
— Оставь меня в покое, Нильс!
Она хотела уйти, но я поймал ее запястье. Она так и застыла с вытянутой назад рукой, но не обернулась.
— Умоляю тебя! — Я упал на колени, не выпуская ее. Изо рта у меня шел белый пар, но холода я не чувствовал. — Умоляю тебя, Эбби, не делай этого!
Эбби повернула голову, скользнула взглядом по своей руке и остановила его на моем запястье, где было вытатуировано ее имя. Потом она снова отвернулась и, глядя в сторону столовой, сказала:
— Пусти меня, Нильс.
Почувствовав, что надеяться больше не на что, я разжал пальцы. Эбби ушла не оглядываясь, а я сидел на тротуаре, уронив руки. Она не вернется, я ей больше не нужен, и тут уже ничего не изменишь.
Через несколько минут я наконец-то собрался с силами и встал. Ноги не хотели идти, но я кое-как заставил их слушаться и доковылял до мотоцикла. Сел на него и заплакал. Мне уже приходилось терять любимого человека, но нынешнюю утрату я осознавал куда яснее. Это было не воспоминание из раннего детства, но что-то, с чем я столкнулся лицом к лицу, что-то, лишающее меня сил и притупляющее все ощущения, кроме невыносимой физической боли.
Вспомнились слова мамы, и я понял: Эбби — та самая девушка, за которую я должен был бороться, и боролся, но потерпел поражение.
Возле моего мотоцикла остановился красный «додж-интрепид». Не нужно было заглядывать внутрь, чтобы понять, чья это машина.
— Привет, — сказал Трентон, выключив двигатель и просунув руку в открытое окно.
— Привет, — ответил я, вытирая глаза рукавом куртки.
— Вечерок не задался?
— Да, — кивнул я, не отрывая взгляда от бензобака мотоцикла.
— А я только что с работы. Решил выпить. Поехали со мной в «Датч».

Я сделал долгий прерывистый вдох. Трентон, так же как и отец с остальными братьями, знал ко мне подход. Мы оба понимали, что в моем теперешнем состоянии я не должен садиться за руль
— Поехали.
— Ну вот и отлично, — сказал Трент с удивленной улыбкой.
Я слез с мотоцикла и обошел «додж», чтобы сесть рядом с братом. Горячий воздух, который шел от машины, обжег мне кожу, и я впервые почувствовал, что на улице очень холодно, а одет я совсем не по погоде.
— Тебе Шепли позвонил?
— Ага. — Трентон сдал назад и, осторожно маневрируя, стал выруливать со стоянки. Потом посмотрел на меня. — Точнее, его девушке позвонил какой-то парень и сказал, что вы с Эбби ругаетесь возле столовой.
— Мы не ругались. Я просто… пытался ее вернуть.
Трентон кивнул:
— Я так и подумал.
Выехав на дорогу, мы замолчали. Разговор возобновился, только когда мы вошли в «Датч» и расположились за стойкой. Публика в этом баре собиралась не самая спокойная, зато большинство завсегдатаев и сам Билл, бармен и хозяин заведения, были приятелями моего отца, и мы с братьями выросли у них на глазах.
— Рад вас видеть, ребята. Давненько вы к нам не заглядывали, — сказал Билл, вытирая столешницу и ставя перед каждым из нас по стопке виски и по бутылке пива.
— Привет, Билл, — ответил Трентон, тут же опрокинув свою стопку.
— Нильс, с тобой все хорошо? — спросил хозяин.
Трент ответил за меня:
— Ему станет лучше, когда он выпьет.
Я был благодарен брату за то, что он избавил меня от необходимости говорить. Сейчас мне от греха подальше действительно стоило отмолчаться.
Трент одну за другой ставил передо мной стопки виски до тех пор, пока у меня во рту все не онемело и я не почувствовал, что вот-вот вырублюсь. Потом, наверное где-то между баром и моей квартирой, я действительно отключился. Во всяком случае, проснулся я на диване, одетый, не помня, как попал домой.
Меня разбудили знакомые звуки: Шепли закрыл дверь и «хонда» Америки выехала с парковки. Я сел и открыл один глаз:
— Ну как вы? Хорошо повеселились?
— Да. А ты?
— И я. Наверное. Ты слышал, как я пришел?
— «Пришел» — не совсем подходящее слово. Трент втащил тебя по лестнице и бросил на диван. Ты ржал, и я подумал, что вам, видать, было весело.
— Трент, может, и придурок, но брат он неплохой.
— Это точно. Есть будешь?
— Ой нет, только не это! — простонал я.
— Как хочешь. А я пойду поем хлопьев.
Я стал мысленно восстанавливать события прошедшего вечера. Часы, проведенные в баре, виделись как в тумане, зато встречу с Эбби возле столовой я вспомнил отчетливо. Меня передернуло.
— Я сказал Мерик, что сегодня мы будем заняты. Думаю, пора заменить твою разнесчастную дверь.
— Тебе не обязательно нянчиться со мной, Шеп.
— А я и не собираюсь. Через полчаса мы выезжаем. Перед этим тебе не помешало бы помыться, — сказал он, усаживаясь в кресло с миской хлопьев в руках. — А как вернемся домой, нужно будет заниматься. Скоро ведь экзамены.
— Вот же свинство! — вздохнул я.
— Я закажу пиццу: пообедаем ею, а вечером доедим, что останется.
— Нет уж, спасибо. Скоро День благодарения, и мне предстоит два дня подряд есть пиццу на завтрак, обед и ужин.
— Ладно, тогда китайский ресторан.
— На фига так суетиться из-за бытовой ерунды?
— Иногда это помогает отвлечься. Поверь.
Я медленно кивнул, надеясь, что Шепли прав….