Джавон: Злость, враждебность, разочарование ….

Все это мы с Биллом начали вымещать друг на друге. Мы ездили с поручениями и не разговаривали друг с другом без необходимости. Помню, как-то ночью мы едва не подрались. Я давно уже стирал свои рубашки вручную, сам чистил костюмы и сушил постиранную одежду феном. Мы застряли в этом дешевом отеле и жили на одном супе и крекерах. И я отправился к Биллу, чтобы сказать ему, что я так больше не могу. Но он не захотел меня выслушать. Я колотил в его дверь и орал на него около часа, прежде чем он впустил меня. Было видно, что он зол. Я сказал ему:
- Мне надо отправить костюм в чистку, и мне на это нужны деньги. Тебе надо позвонить Раймоне и сказать ей об этом.
Билл взорвался:
- Какого хрена! Мне тоже нужно почистить костюм! Почему все сводится только к твоим проблемам?
- Ну а какого черта мне делать? Это ведь ты с раймоной общаешься!
Мы друг на друга еще минут двадцать орали.
- Я выгреб все свои кредитки подчистую!
- Я тоже!
Мы перебрасывались всякими жалобами и обвинениями, но все то, что переживал один из нас, переживал и другой. У меня дома был новорожденный. Билл в одиночку дочь растил. Нам надо было успокоиться. Почему мы друг с другом ссоримся? Мы просто устали. Нам бы немного выпить, но мы не могли себе этого позволить.
Были дни, когда мы настолько злились, что просто умоляли о появлении возможности выплеснуть это на кого-нибудь. Вот пусть бы кто-нибудь попытался причинить боссу вред. Пусть бы кто-нибудь на нас напал. Мы бы его до полусмерти отметелили. У меня был станер, выдававший заряд под 950 000 вольт в секунду. И я все повторял Биллу, что у меня буквально руки чешутся применить его.
- Пусть бы кто-нибудь сказал мистеру Джексону какую-нибудь гадость или подошел к нему не так, как положено. О, пусть только кто-нибудь переступит черту!
Билл:
Нам хотелось надрать кому-нибудь задницу прямо на глазах у Майкла Джексона. Чтобы он видел, как мы сердимся. Мы хотели, чтобы он это видел. Мы бы и ему дали отлупить кого-нибудь, поскольку у него тоже накопилось множество личных обид. Типа, эй, мистер Джексон, идите - ка пробейте с ноги, задайте этому ублюдку как следует.
Джавон:
Нас все время спрашивают, почему мы не уволились. Почему остались. Это звучит странно, но мы считали, что продолжать охранять его было не просто нашей профессиональной обязанностью. Это было самым практичным решением на тот момент. Мы знали, сколько денег он задолжал другим. Лишь в том случае, если мы уйдем, мы окажемся в самом конце очереди, вместе со всеми. И тогда уж точно не увидим своих денег.

Билл:
Мы решили, что, как бы тяжко ни было, мы не выпустим мистера Джексона из поля зрения. Пока мы здесь, рядом с ним, рано или поздно нам заплатят. Это практическая часть. Но, с другой стороны, я могу наверняка назвать личную причину того, почему мы остались. Мы ради детей остались. Ради Пэрис, Принса и бланкета. Их нельзя просто взять и бросить. Мы знали, как они жили. В полной изоляции. В одиночестве. Что с ними будет, если с мистером Джексоном что-то случится? В вирджинии он ведь уже говорил мне: как бы он ни любил их, есть вещи, которые он не может сделать для них сам. Мы жертвовали временем и отношениями со своими детьми, чтобы дать этим троим все, что им было нужно, и мы боялись, что на наше место придут люди, которые не будут относиться к детям с таким же вниманием и заботой.
Джавон:
В какой-то мере мы протокол нарушили. Нельзя так привязываться к своему клиенту. Но мы проводили с ними по шестнадцать часов в сутки, и иначе не получалось. В том случае, если мы и начинали думать о том, чтобы уехать, дети всегда радовались, когда мы привозили им что-то из магазина, и начинали благодарить нас: "спасибо, джавон! Спасибо! И мы таяли.

Мы всегда себя нужными чувствовали. Мы ощущали, что делаем что-то важное, а не просто какую-то обычную работу. Мы везли их куда-нибудь, и мистер Джексон говорил нам: "ребята, я так горжусь вами, и дети вас очень любят. Вы здорово работаете. Я не хочу, чтоб вы думали, будто я не ценю вас". В такие моменты нам становилось так хорошо. Сам Майкл джексон говорит нам это. Мне плевать, что говорят другие, пока Майкл Джексон считает, что я хорошо выполняю свою работу. Это уже не похоже на обычную рабочую рутину. А когда нам наконец - то заплатили, он был взволнован не меньше нас, настолько ему хотелось, чтобы мы чувствовали себя комфортно, работая на него.
Через пару недель после приезда в Нью-джерси он поехал на фотосессию для итальянской версии журнала Vogue. Руководство журнала разместило нас в отеле The Carlyle на манхэттене. Съемки проводили в студии на 53-й или 54-й улице, в огромном павильоне, который раньше служил складом. Там был лифт таких размеров, что в него можно было закатить оба наших внедорожника, поэтому мы поднимались наверх, не выходя из машин, и припарковались рядом со съемочной площадкой. У них было множество вешалок с костюмами и огромная подборка дорогих украшений для мистера Джексона.
Мистеру Джексону, сидевшему перед зеркалом, как раз делали макияж, когда появилась Раймона. Она принесла с собой целую пачку писем и пакетов для него. В этой пачке было два конверта для нас с Биллом. Когда она протянула ему все это, он остановил работу. Он все остановил. Он выскочил из своего кресла, не закончив макияж (а в волосах у него все еще торчали бигуди), и кинулся через все помещение, размахивая этими конвертами:
- Билл! Джавон! А у меня для вас сюрприз!
Его лицо расплылось в широченной улыбке, когда он протянул нам конверты:
- Вот видите? Вот! Я же говорил! Я обещал. Простите, что это заняло так много времени, и спасибо, что вы остались со мной. Другие бы уже давно уехали.
Мы поблагодарили его, и он добавил:
- Ну, а теперь мы можем вернуться к работе, да? Мне хочется, чтобы у вас было хорошее настроение. Теперь - то вы будете мне улыбаться? Он искренне говорил. Он очень гордился собой, что наконец - то выбил нам плату. Мы тоже радовались. Но затем мы конверты открыли.