Двое мужчин молча сидели на скамьях в поезде, катившем сквозь декабрьский сумрак от одного полу станка в сельской местности к другому.

Когда состав тронулся после двенадцатой остановки, старший из попутчиков негромко бормотнул:
- Придурок! Ох, придурок!

- Простите? - сказал тот, что помоложе, и взглянул на своего визави поверх развернутого номера "Таймс".
Старший мрачно мотнул головой:
- Вы обратили внимание на того дурня? Вскочил как ужаленный и - шасть за той дамочкой, от которой так и разит "Шанелью"!
- А-а, за этой дамочкой. - Казалось, молодой человек пребывал в некоторой растерянности: рассмеяться ему или рассердиться. - Как-то раз я сам соскочил с поезда вслед за нею.
Мужчина в возрасте фыркнул и прижмурился.
- Да и я тоже. Пять лет назад.
Молодой человек уставился на попутчика с таким выражением лица, будто только что обрел друга в самом невероятном месте.
- А признайтесь. с вами случилось то же самое, когда вы. когда вы дошли до края платформы?
- Возможно. Хотите еще что-то сказать?
- Ну. Я был в футах двадцати от нее и быстро догонял - и тут вдруг к станции подкатывает автомобиль с ее мужем и кучей детишек! Хлоп - и она уже в машине. Мне осталась от нее только улыбка в воздухе - как от Чеширского кота. Словом, она уехала, а до следующего поезда полчаса. Продрог до самых костей. Видит Бог, это меня кое-чему научило.
- Ничему-то оно вас не научило! - сухо возразил мужчина в возрасте. - Кобели. Глупые кобели. Все мы и каждый из нас - вы, я и любой прочий в штанах. Придурки с безусловными рефлексами как у лабораторной лягушки: кольни тут - и дернется там.
- Мой дед говаривал: мужская доля в том, что широк в плечах, а в мозгах узок.
- Мудрый человек. С мужчинами все понятно. А вот что вы думаете об этой дамочке?
- Об этой женщине? Ну, она хочет оставаться в хорошей форме. Очевидно, у нее кровь веселее бежит по жилам, когда она снова и снова убеждается, что способна невинно пострелять глазами и любой самец покорно спрыгнет за ней с поезда - в ночь и холод. Неплохо устроилась, надо сказать - создала себе лучший из всех возможных миров. Муж, детишки. Плюс сознание, что она - та еще штучка и может пять раз в неделю проехаться на поезде с неизменным результатом, который, в сущности, никому не вредит - уж ей-то точно. А если приглядеться - ничего в ней особенного. Внешность так себе. Правда, этот аромат.
- Вздор, - отрезал мужчина в возрасте. - Это ничего не объясняет. Все сводится к одному: она особь женского пола. Все женщины - женского пола, а все мужчины - грязные козлы. Пока вы не согласитесь с этим базовым фактом, так и будете до старости гадать, какие из ваших рецепторов повели вас за женщиной - обонятельные, зрительные или еще какие. А если подойти с умом, то знание себя может хоть немного пособить в сомнительной ситуации. Но даже среди тех, кто понимает все важные и неоспоримые грубые истины, весьма немногие сохраняют жизненное равновесие. Спросите человека, счастлив ли он. А он незамедлительно подумает, что его спрашивают: удовлетворен ли он. Полное удовлетворение - вот картинка рая в сознании большинства людей. Я знавал лишь одного человека, который действительно обрел лучший из всех возможных миров, если использовать ваше выражение.
- Вот так так! - оживленно воскликнул молодой человек, и его глаза загорелись. - Очень бы хотелось послушать о вашем знакомом!
- Надеюсь, у меня хватит времени на рассказ. Так вот, этот человек - самый счастливый кобель, самый беспечный жеребец с сотворения мира. Имеет подружек всех возрастов и мастей - так сказать, в широком ассортименте и в любом количестве. Но вместе с тем - никаких угрызений совести, никакого самоедства и ни малейшего чувства вины. А по ночам нет чтобы ворочаться без сна и кусать себе локти от раскаяния - спит себе как ангелочек.
- Невероятно! - вклинился молодой человек. - Вы знаете, так просто не бывает. чтоб и желудок набить, и запора не получить!
- Он умудрялся, умудряется и будет умудряться! Ни разу не дрогнул, ни разу не ощутил приступа моральной дурноты после ночи самых отчаянных интимных приключений! Преуспевающий бизнесмен, имеет квартиру в лучшем районе Нью-Йорка - на таком этаже, что уличное движение не беспокоит. А на выходные он выбирается в свой загородный домик в Бакс-Каунти - у чистой речушки и в окружении ферм, за обитательницами которых исправно охотится. Но сам я встретил его впервые имено в Нью-Йорке. Он только что женился, и я попал к нему на ужин. Молодая жена оказалась роскошной женщиной. Снежно-белые руки, сочные губы, ниже талии все подобающе широко, а выше - подобающе изобильно. Рог чувственного изобилия, бочонок моченых яблок, с которым сладко коротать самую лютую зиму - вот какие сравнения лезли в голову, когда я смотрел на новобрачную.
Похоже, ее муж ощущал примерно то же, потому как проходя мимо, он всякий раз легонько щипал свою суженную за зад. И вот когда в полночь я прощался с ними в прихожей, я едва-едва удержался от того, чтобы не хлопнуть ее по аппетитному крупу, как знаток - чистокровную кобылку. Уже и руку занес. Истинно благовоспитанный человек просто не мог не отдать должное этой части ее тела. Когда я ввалился в лифт, меня качало - и я хохотал.
- Эко мастерски вы описали! - тяжело дыша, возбужденно произнес молодой человек.
- Пописываю рекламные проспекты, - сообщил его собеседник. - Но продолжим. С этим Смитом - назовем его так - я встретился опять недели через две. По чистой случайности я был приглашен приятелем на загородную вечеринку в Бакс-Каунти. Приезжаю туда - и как вы думаете, в чей дом? В дом того самого Смита! И в центре гостиной стоит черноволосая итальянская красавица, этакая гибкая пантера, трепещущая ночь, облитая лунным светом, вся загар и румянец, охра и умбра и прочие краски благодатной плодоносной осени. В гомоне голосов я не расслышал ее имени. А чуть позже застигаю ее в одной комнат вместе со Смитом - и он жмет ее, как спелую и сочную октябрьскую виноградную гроздь, вобравшую в себя все летнее солнце. Ах ты, кретин несчастный, подумал я. Ах ты, счастливчик чертов, подумал я. Жена в городе, любовница в пригороде. У этого типчика не один виноградник и с каждого он снимает урожай - ну и все такое. Короче, снимаю шляпу. Однако смотреть дольше мне на этот праздник давки винограда совсем не хотелось, и я незаметненько ретировался с порога.
- От ваших рассказов дыхание спирает, - сказал молодой человек и попытался опустить окно.
- Да не перебивайте! - огрызнулся мужчина в возрасте. - На чем, бишь, я остановился?
- Как виноград по осени давят.
- Ах да? Так вот, когда гости на той вечеринке разошлись по группкам, я таки узнал имя итальянской красавицы. Миссис Смит!
- Стало быть, он снова женился?
- Едва ли. Двух недель маловато на развод и брак. Хоть я и был предельно ошарашен, но соображал быстро. У Смита не иначе как два круга друзей. Одни знают только его городскую жену. Другие - только эту любовницу, которую он называет своей супругой. Смит слишком умен, чтобы позволить себе двоеженство. Иного ответа у меня не было. Загадка да и только.
- Продолжайте, продолжайте! - с лихорадочным интересом воскликнул молодой попутчик.
- Поздно вечером после вечеринки на станцию меня отвозил сам Смит. Веселый и на взводе. По дороге он вдруг спросил:
- Ну и как вам мои жены?
- Ж-жены? - ахнул я. - Во множественном числе?
- Во множественном, черт побери! У меня их было штук двадцать за последние три года - и одна другой лучше! Да-да, двадцать. Можете сами пересчитать. Вот, глядите.
Тут мы как раз остановились возле станции, и он вынимает из кармана пухлый фотоальбомчик. Протягивает мне этот альбом, смотрит на мое вытянувшееся лицо и говорит со смехом:
- Это не то, что вы подумали. Я не Синяя Борода, и на моем чердаке не хранятся среди разного хлама скелеты моих бывших жен. Смотрите!
Я пролистнул альбом. И женщины задвигались как фигурки в мультфильме. Блондинки-брюнетки-рыжие-красотки-дурнушки-простушки-сложнушки, а некоторые - полная экзотика. У одних взгляд умудренных фурий, у других вид домашних лапочек. Которые хмурятся, а которые улыбаются.
Пробежался я по лицам - эффект гипнотический. А потом меня вдруг как ударило: есть во всех этих лицах что-то общее. Ничего не понимаю.
- Слушайте, Смит, - пробормотал я, - для стольких жен нужно иметь уйму денег.
- Про уйму денег - это вы пальцем в небо. Вы получше приглядитесь.
Я снова пролистал альбом. Теперь медленно. И тут до меня дошло.
- Стало быть, - сказал я, - та миссис Смит, красавица-итальянка, которую я видел давеча, она-то и есть единственная миссис Смит. Но ее же я видел две недели в вашей нью-йоркской квартире. И нью-йоркская миссис Смит тоже является единственной миссис Смит. Логично предположить, что существуют не две женщины, а только одна.
- Совершенно верно! - вскричал Смит, довольный моими дедуктивными способностями.
- Бред собачий! - возмутился я.
- Ошибаетесь! - горячо возразил Смит. - Моя жена - истинное чудо. Когда мы познакомились, она была одной из лучших актрис - хоть и не на Бродвее, но в достойном театре. Истинный эгоист, я потребовал под угрозой разрыва, чтобы она оставила сцену. Безумие страсти уже несло нас по кочкам, и вот львица подмостков, хлопнув дверью, покидает театр навсегда, ибо любовь превратила ее в домашнюю кошечку. Шесть месяцев после свадьбы прошли как в угаре - что-то вроде непрерывного землетрясения. Ну а потом - ведь я, как ни крути, по природе своей мерзавец - начал я поглядывать на других женщин: мелькает-то их кругом много.
Жена, конечно, заметила, что я закосил глазом. Тем временем и я заметил кое-что - с какой тоской она посматривает на театральные афиши. По утрам застаю ее слезах с "Нью-Йорк таймс", открытой на странице, где помещены театральные рецензии на вчерашние премьеры. Черт побери! Каким же образом могут благополучно сосуществовать два столь одержимых карьериста: она - профессиональная актриса, я - профессиональный бабник! И оба стремимся в своем деле к совершенству!
- В один прекрасный вечер, - продолжал Смит, - я заприметил на улице весьма аппетитную цыпочку. И почти в то же мгновение ветер взметнул обрывок театральной афиши и облепил им щиколотку идущей рядом жены. Эти два события, проигранные случаем в течение одной секунды, были как удар молнии, который расщепляет скалу и открывает путь водам подземного источника. Жена судорожно вцепилась в мой локоть. Разве не была она актрисой? Она ведь актриса! Так, стало быть, ей и карты в руки!
Словом, она приказала мне убраться из дома на сутки, а сама занялась какими-то спешными и грандиозными приготовлениями. Когда на следующий вечер я в сумерках вернулся в нашу квартиру, жены и след простыл. Однако в гостиной меня ожидала незнакомая темноволосая мексиканка. Она представилась подругой моей жены. и не мешкая со всей латинской страстью накинулась на меня, да так, что у меня ребра затрещали. Можно ли устоять, когда тебе с таким пылом кусают уши!
Но тут взяло меня вдруг подозрение. Освобождаюсь я из ее объятий и говорю:
- Погоди-ка, а ты, часом, не. да ведь это же моя женушка!
И ну оба хохотать. Да так, что на пол повалились. Все правильно - это была моя законная супруга. Только с другим макияжем, с другой прической и другим цветом волос. Она изменила осанку и поработала над голосом.
- Ах ты, моя актриса! - восхитился я.
- Твоя актриса - в театре одного зрителя! - со смехом подтвердила жена. - Только скажи, какую женщину ты хочешь, - и я стану ею. Хочешь Кармен? Изволь, буду Кармен. Хочешь валькирию Брунгильду? Без проблем. Я скрупулезно изучу образ, войду в него и сыграю кого угодно. А когда тебе надоест, я создам новую героиню. Я записалась в танцевальную академию. Меня научат сидеть и стоять на разный манер. Я освою тысячу разных походок. Я возобновлю уроки театральной речи и овладею сотней разных голосов. Я изучу восточные единоборства, я буду брать уроки хороших манер для особ королевской крови.
- Боже правый! - вскричал я. - А что я смогу дать тебе взамен?
- Это! - ответила она и со смехом повалила на постель.
- Одним словом, - рассказывал дальше Смит, - с тех пор я прожил десятки жизней и побывал в шкуре десятков мужчин! Бесчисленные фантазии явились мне в осязаемом облике женщин всех цветов, всех статей, всех темпераментов. Моя жена в нашей квартире обрела сцену, а во мне - благодарную публику. И тем самым исполнилось ее желание стать величайшей актрисой во всей стране.
Скажете, один человек не публика? Ошибаетесь! Тысячи стоит один такой зритель, как я - такой взыскательный, такой капризный, с подвижным вкусом и с бесконечным умением искренне восторгаться. К тому же моя ненасытная потребность в разнообразии великолепно совпадает с ее гениальной способностью быть разнообразной. Таким образом, я как бы на коротком поводке и одновременно совершенно свободен, я верен жене - и изменяю ей на каждом шагу. Любя ее, я люблю через нее всех остальных женщин. Дружище, разве это не самый прекрасный из существующих миров? Разве можно создать себе мир, прекраснее моего?
На некоторое время в купе поезда воцарилось молчание.
Поезд погромыхивал, спеша через декабрьские сумерки.
История была рассказана, оба собеседника, молодой и постарше, разом задумались.
Наконец молодой человек возбужденно сглотнул и восторженно закивал.
- Ваш друг Смит разрешил-таки проблему! - воскликнул он. - Это уж точно.
- Да, разрешил.
В молодом человеке, похоже, происходила некая внутренняя борьба, которая закончилась тем, что он улыбнулся и сказал:
- У меня тоже есть интересный друг. В близкой ситуации. но с ним совсем иначе. Позвольте мне называть его Куиллан.
- Пожалуйста, - сказал мужчина постарше. - Только будьте кратки. Скоро моя остановка.
- Однажды вечером я увидел Куиллана в баре с одной рыжеволосой красоткой, - торопливо начал молодой человек. - До того хороша, что толпа расступалась перед ней, как воды перед Моисеем. "Какая женщина, - подумал я, - от одного взгляда на нее бурлит кровь и голова идет кругом! " Неделей позже я увидел Куиллана в Гринвиче. Рядом с ним была приземистая бесцветная толстушка - судя по всему, его ровесница, тоже года тридцать два или тридцать три, но из тех дамочек, что блекнут исключительно рано. Англичане про таких говорят "мордоворот". Носастая коротышка с короткими ногами, одежда мешком, никакого марафета, тиха как мышка - повисла у Куиллана на руке и семенит молчком.
"Ха-ха-ха! - подумал я. - Вот его женушка-простушка, готовая целовать землю, по которой ходит муж, зато по вечерам он прогуливается с невероятной рыжеволоской, похожей на андроида, сделанного на заказ". Да, подумалось мне, в жизни много и грустного, и досадного. И я пошел дальше своей дорогой.
Проходит месяц. Опять встречаю Куиллана. Он как раз собирался нырнуть в темный зев Мак-Дугал-стрит, но тут заметил меня.
- Ах ты. Господи! - тихонько вскрикнул он, и на лбу у него выступила испарина. - Только не выдавай меня, умоляю! Жена не должна узнать!
Когда я собирался торжественно поклясться, что буду нем как могила, из окна сверху Куиллана окликнул женский голос.
Я поднял глаза, и челюсть у меня отвисла.
В окне я увидел ту невзрачную, рано поблекшую коротышку!
И тут я сложил два и два и понял, что к чему. Та ослепительно прекрасная рыжеволосая красавица была его жена! Мастерица танцевать, петь, живая и умная собеседница с уверенным громким голосом - тысячерукая богиня Шива, способная украсить собой спальню короля. И несмотря на все это, как ни странно, она утомляла.
Два дня в неделю мой друг Куиллан снимал эту комнатку в сомнительном квартале. Там он мог посидеть в тишине и покое со своей серой бессловесной мышкой, прогуляться по плохо освещенным улочкам с домашней уютной бабенкой без претензий.
Я в растерянности переводил взгляд с Куиллана на его любовницу и обратно. Потом меня окатила волна сочувствия и понимания. Я горячо пожал ему руку и сказал:
- Чтоб мне сдохнуть, если я хоть слово.
В последний раз я видел Куиллана с его подругой в кафе. Они мирно сидели за столиком и жевали сандвичи, молча ласково поглядывая друг на друга. Если хорошенько подумать, он тоже создал себе особый мир, и тоже наилучший из возможных.
Вагон слегка тряхнуло - после гудка поезд стал притормаживать. Оба мужчины разом встали, потом замерли и с удивлением уставились друг на друга. И одновременно спросили:
- Как, вы разве здесь выходите?
Оба утвердительно кивнули и улыбнулись.
Когда поезд остановился, они молча спустились на перрон, в зябкий декабрьский вечер. С чувством обменялись прощальным рукопожатием.
- Ну, передавайте привет мистеру Смиту.
- А вы - м